Я бы писал много, упоенно, громко, раскатисто - но боюсь оказаться грохотом поезда, дверным скрипом, автомобильным гудком или речью прохожих. Я бы писал оранжевым, черным, серым, зеленым и синим - но дьявольски не хочу стать городской стеной, закатным небом, чернильным пятном или ремаркой на полях. Я бы писал нежно, глубоко, страстно, кровью - но как согласиться быть картиной в галерее, картонной стеной, булочкой с маком, галочкой в ведомости или шелковой наволочкой. Вот почему я пишу так, как я пишу. Ведь не могу же я не писать ничего.